Переведя взгляд на Настю, я увидел, как девушка открыла глаза, и уставилась на меня с легким непониманием. Через миг ее лицо приобрело осознанное выражение, и девушка обняла меня за шею.

Я встал и помог подняться Насте.

— Спасибо, — только и прошептала она.

А в следующее мгновение ее губы прильнули к моим, и стали жадно целовать, словно мы делали это в последний раз. Я отвечал на поцелуй не особо заботясь о том, что подумает Гончаров.

— Ты как? — в краткий перерыв успел спросить я.

— Все отлично! — выдохнула Настя между поцелуями.

Я скосил глаза на Гончарова. Тот стоял и улыбался. И эта улыбка мне не понравилась.

— Беги! Там карета! — только и успел выкрикнуть я, когда почувствовал, как что-то острое впилось мне в бедро чуть ниже ягодицы.

В глазах девушки промелькнул испуг, а затем гнев, она глянула на Гончарова и попыталась что-то сказать.

Уже падая и теряя сознание, я накинул на Настю защитный кокон в надежде, что он продержится какое-то время.

— Беги! — крикнул я и отключился.

Глава 13

Перед глазами серая муть. Где-то вдали слышен какой-то шорох или шелест, не разобрать.

Руки затекли, я даже не могу ими пошевелить. Не чувствую кистей.

Воняет сыростью и плесенью, так что даже в носу свербит.

Из шелеста выделяется какой-то мерный звук. Тук-тук. Пытаюсь сосредоточится на нем. Может, если удастся понять, что это такое, то и остальное прояснится?

Я несколько раз моргнул, и серая муть превратилась в серый каменный пол. Странно, как-то необычно близко этот пол. Словно я стою на коленях, лицом вниз.

А что с руками? Я попытался повернуть голову в бок, и в глубине черепа растеклась чернильным пятном головная боль, заполнила сознание, вернула ощущение окружающего мира. Вместе с ощущениями вернулась память.

Последнее, что я помнил, как упал без сознания на поляне после обряда освобождения Насти от заклинания её отца.

Вспомнив девушку, я застонал от отчаяния. От того, что не смог защитить её. Мне казалось, что раз уж я попал в руки Корсакова, а у меня даже не было сомнений, что это он организовал моё пленение, то уж только что очнувшейся Насте, наверняка было бы сложно ускользнуть.

Голова начинала работать, а вместе с ней пробуждался от забытья и весь остальной организм.

По рукам побежали мурашки, я наконец-то понял, что они задраны вверх. Запястье холодило железо. Я смог скосить вверх глаза и увидел широкий черный браслет на запястье. Браслет был связан со вторым точно таким же, толстыми звеньями черной цепи.

Видимо цепь была подвешена на каком-то крюке под потолком, потому что, подергав руками, я услышал мелодичный перезвон множества колец.

Тряхнув головой и получив еще одну порцию головной боли, я наконец-то смог полностью прийти в себя.

Я стоял на коленях на холодном шершавом полу, вымощенном квадратным камнем. По бокам от меня уходили вверх и, изгибаясь, соединялись своды небольшого алькова. К потолку этой ниши и был прикреплен металлический крюк, с которого свисали мои оковы.

Прямо мне на плечо капала какая-то жидкость, я надеялся, что это вода. Её ритмичное кап-кап и позволило мне сосредоточится. Капли разбрызгивались мелким туманом, а остатки, прокатившись по коже, скрывались где-то у меня в подмышке. Дальнейшая их судьба была мне неведома.

Хорошо, что из одежды на мне были только штаны. Была бы рубаха, она бы вмиг намокла. В помещении было влажно и холодно. В такой ситуации мокрая рубашка мгновенно бы превратила меня в трясущееся от холода существо. А так, капли воды, скатываясь и слегка холодили кожу.

В противоположность прохладе капающей воды, на груди что-то создавало ощущение тепла. Глянув вниз, я увидел свой медальон — малахитовую чешуйку горного змея. Странно, что он остался на мне. Видимо, в этом был какой-то смысл, просто я его еще не понимал.

Я втянул носом воздух и в ноздрях снова начало свербеть. Видимо, в воздухе что-то было, отчего мне хотелось чихнуть. Никогда не страдал аллергией, но сейчас было ощущение, что вот-вот начну.

Я приподнял голову и осмотрелся.

Довольно большая темная комната. Напротив меня деревянная дверь с закруглением сверху, под стать своду алькова. Слева и справа еще по одной нише в стене. Кажется пустые. Похоже, я тут был один.

Попытавшись кого-нибудь позвать, мне удалось издать только хрип, резью отдавшийся в горле.

По рукам забегали мурашки, судя по всему организм начал работать в полную силу, и сердце смогло прогнать кровь выше по сосудам. Захотелось размять запястья. Попытавшись дотянуться одной рукой до другой, я понял, что вес тела не дает этого сделать.

Самое логичное решение было подняться с колен и ослабить натяжение цепи. Что я и сделал.

Где-то за спиной загрохотало, будто пришла в движение какая-то машинерия. Вот же словечко прицепилось. Может о такой машинерии говорил Кирилл?

Противовес за спиной натянул цепь, и я оказался снова с поднятыми вверх руками, хотя теперь и стоял в полный рост. Оказывается, цепь была закреплена не на крюке, а на каком-то хитром блоке.

Я попытался присесть. Противовес снова задвигался, загрохотал. Так и внимание тюремщиком привлечь можно.

Не успел я об этом подумать, как со стороны двери послышался лязг отодвигаемого затвора.

Через щель распахнувшейся двери я увидел свет факела, и даже не одного.

В комнату друг за другом вошли три человека. Одного из них я хорошо знал.

— Очухался кавалер хренов? — усмехаясь спросил Корсаков.

Почему-то я не ожил его тут увидеть. Нет, точнее ждал, но не так быстро. Казалось, по закону подлости, сюжет должен был развиваться по нарастающей. Сначала нужно было появиться Гончарову, а только потом, через какое-то время, Корсакову. В том, что за ниточки дёргал он, я как-то даже и не сомневался.

Пропустив мимо ушей, его «кавалер», я улыбнулся, как можно нахальней.

— А что, пришел снять медальон с моего трупа?

Говорить на «вы» с этой мразью у меня не было никакого желания. К тому же, я предполагал, что уж на этот раз меня никто не остановит, чтобы свернуть ему шею.

— Еще успею, не переживай, — заверил он меня.

— Ну так чего не убил сразу? Или думаешь, что удастся меня на что-то уговорить?

— Ты не ёрничай! Ты до сих пор жив только… а в прочем, совершенно не важно почему.

— Я жив, потому что твоя дочь сказала, что не простит, если ты меня убьешь?

Я всё ещё пытался изображать из себя осведомленного человека, контролирующего ситуацию, хотя у меня не было на то никаких оснований. Если честно, я был не в том положении, чтобы огрызаться, но не унижаться же перед ним, показывая страх. Хотя страха я не испытывал. Что-то другое заполняло мою голову, но точно не страх. Какое-то удальство, словно я был готов разорвать свои цепи в любой момент и придушить гада, а заодно и его подручных, стоящих за спиной.

Вот только вел Корсаков себя слишком уверенно, видимо понимая, что не в моих силах разорвать кандалы. Что-ж пусть пока так думает. Я не был уверен, что смогу порвать путы, но что-нибудь я точно придумаю.

Корсаков умел держать удар. Судя по всему, его жизнь и не так испытывала, потому на слова о дочери он и не отреагировал.

— Ты не сильно-то хорохорься, — предупредил он. — Могу и убить, а Настя и не будет знать, что я к этому причастен. Так что попридержи коней.

— Да я никуда и не спешу. До пятницы я совершенно свободен.

— Вот и хорошо, — явно не поняв шутки, серьезно произнес Корсаков. — Может все же упростишь мне задачу и согласишься присоединиться?

— Неа, — как мог наглее, заявил я.

— Уверен? — грустно переспросил Корсаков, словно от моего ответа что-то зависело.

— Абсолютно!

— Что ж, это весьма и весьма печально. Думал, что с тобой все выйдет проще. Но кажется, мои люди ошиблись, когда пару месяцев назад охарактеризовали тебя, как изнеженного мальчишку, не способного ни на что, кроме, как махать тупой шпагой против поддающегося противника. Жаль, неплохие были шпионы, но за такую оплошность головы им не сносить.